— Каких террористов?
— Орден Масе. Это беспроигрышная карта — нет ни одного мира, ни одного государственного образования, где бы фанатики Масе не взрывали свои бомбы.
— Что ж, — после минутного молчания изрек Кнацель, — это не лучший способ, но другого я не вижу.
В этот день агент Консул проснулся рано. Не потому, что он нервничал — нет. Нервы никогда его не подводили. Просто Консул любил все готовить заранее и проверять по несколько раз.
Может быть, кто-то называл это тихим занудством, но педантичность Консула не раз спасала ему жизнь и позволяла выполнять практически невыполнимые задания.
Уже давно его работа сводилась только к тихому шпионажу и тонким интригам, и вот теперь появилась возможность размяться.
Агент принял душ, почистил зубы, побрился, затем вышел в гостиную и перед большим зеркалом еще раз отрепетировал соответствующую легенде шаркающую походку и унылое выражение лица. Он опасался, что его внутреннее возбуждение могло изменить устоявшийся образ, однако все было в порядке, и агент Консул вернулся в спальню, чтобы надеть снаряжение.
Две кобуры для двух автоматических «ACF» удобно легли на бедра. Чтобы они не болтались при ходьбе, Консул пристегнул их ремнями. Затем надел мешковатые брюки и, опустив руки в фальшивые карманы, легко вытащил оба пистолета.
На секунду агент представил себе выражения лиц директоров, когда они увидят нацеленные на них пистолеты.
Консул подумал, что хорошо бы сказать этим людям что-нибудь эдакое. Конечно, можно расстрелять их и молча, тем более что от них уже ничего не требовалось, но все же было бы неплохо сказать что-то вроде: «Прощайте, ребята!» или «Вот и ваш час пробил!».
«Нет, такие слова говорят только в „мыльных операх“. Нужно сказать значительнее. Но что?» — Консул вспомнил, как еще мальчишкой видел фильм «Страшнее огня» с участием Фреда Купера. Там герой Купера сказал следующее: «Мне жаль…» И выстрелил.
«Вот это была сцена. Пожалуй, лучше и не скажешь — „Мне жаль“».
Опомнившись, агент выругался и продолжил свои сборы. Микрофон передающего устройства он налепил ближе к воротнику. Если возникнут трудности, можно вызвать команду прикрытия.
Пять боевиков должны были ожидать в одном из баров под видом ремонтной бригады.
Заседания Совета проходили в утренние часы, когда развлекательные заведения «Айк-Сити» были еще закрыты, поэтому Консулу пришлось потрудиться, чтобы организовать проход этой группы на территорию «Айк-Сити».
Однако — время. Консул последний раз поправил складки на костюме, бросил взгляд на часы и направился к выходу.
Шаги гулко отдавались в длинных переходах офисной части «Айк-Сити». Гилли Кнацель шел первым и чувствовал, что внутри него все онемело.
Фальк и Берман о чем-то его спрашивали, и он им отвечал, но все это происходило будто с другим человеком. Никаких ощущений, сопутствующих общению людей, Кнацель не замечал.
Он не испытывал чувства приязни ни к одному из членов Совета. Мало того, некоторых он просто ненавидел, но это не означало, что ему было бы приятно видеть, как они умрут.
Рядом, чуть отстав от директора Кнацеля, шел Рубен Заки. Внешне он выглядел вполне обычно, но Кнацель подозревал, что и ему спокойствие давалось дорогой ценой.
— Здравствуйте, мистер Кнацелъ, — поприветствовал Гилли охранник очередного контрольного пункта.
— А, Стасис, привет, — Кнацель буквально заставил себя улыбнуться.
— Что-то вы неважно выглядите, сэр, — с искренней озабоченностью заметил охранник.
— Ой и не говори. Столетняя язва мучает — сил нет… — и для правдоподобности Кнацель скривился.
— Вы слишком много работаете, сэр! — крикнул Стасис вслед уходящей процессии.
— Увы, — буркнул себе под нос Кнацель.
— Сэр, нам налево, — взяв Кнацеля под локоть, напомнил Фальк.
— Извините, ребята, я немного волнуюсь, — вынужден был признаться директор.
— Это естественно, сэр. Но это пройдет, — успокоил Кнацеля Берман и, улыбнувшись, погладил папку для бумаг. В ней, Гилли Кнацель знал это, была спрятана та самая кислотная мина.
Директор не был большим знатоком оружия, но о кислотных зарядах он слышал. И вот — стрельба по безоружным людям, взрыв кислотной мины, все это должно было произойти на его глазах.
Процессия сделала последний поворот в коридор, одна из дверей которого вела в зал заседаний. Возле двери стоял еще один охранник. Он тоже был знаком Гилли Кнацелю.
— Здравствуйте, сэр, — улыбнулся охранник.
— Что, все собрались? — спросил Кнацель, чтобы сказать хоть что-то.
— Да, сэр. Ждут только вас.
Прежде чем взяться за ручку двери, Кнацель остановился и, обернувшись, посмотрел на Бермана и Фалька, будто бы обращаясь за помощью.
Берман слегка улыбнулся, а Фальк утвердительно кивнул. С поддержкой таких людей Гилли почувствовал себя увереннее и решительно открыл дверь.
Когда агент Консул вошел в зал заседаний, он застал там только Бэйба Строутлиба, скучавшего наедине со своей сигарой.
В знак приветствия Бэйб только слабо пошевелил бледной рукой и выпустил кольцо синеватого дыма.
«Вот сволочь, его-то я точно убью с удовольствием», — решил Консул. Дверь открылась, и появились другие директора. Они обменивались приветствиями, кивали Консулу, и он кивал им в ответ, стараясь заготовить для каждого свою толику ненависти, однако это не очень-то получалось.
— Вы слышали? Говорят, что куда-то исчез Главный Арбитр, — сказал кто-то.