— И больше ни о ком речи не велось? — спросил Гилли Кнацель.
— Нет, сэр, — пришел на помощь Тобсту Кригенс. — Мистер Шиллер попросил нас порекомендовать тех директоров компании, кто проявляет настоящее беспокойство о судьбе «Айк-Металл» и кто в состоянии принимать какие-то решения. Мы сказали ему о вас и мистере Заки, сэр.
— И что же он? — с трудом прятал нетерпение Кнацель.
— Он сказал, что решил идти на захват «Айк-Металл» и надеется опираться в этом на вас и мистера Заки.
— Я так понимаю, — улыбка Кнацеля стала нервной, — мистер Шиллер говорил о каких-то условиях?
— Да, сэр, говорил, — принял Тобст эстафету коллеги. — Он говорил о том, чтобы увеличить вашу долю вдвое, а мистера Заки сделать младшим компаньоном.
Сказав все, что от них требовалось, адвокаты замолчали, напряженно наблюдая за поведением Гилли Кнацеля, который неподвижно сидел за своим столом и разрисовывал карандашом чистый лист бумаги.
Рубен Заки молчал. В отличие от Кнацеля, он слабо разбирался в стратегии больших финансовых афер, предпочитая в них не вмешиваться и добросовестно выполнять свою работу. Однако он понимал, что после услышанного ему придется принять чью-то сторону, а фактически следовать в связке с директором Кнацелем.
«Что ж, видимо, пришло время больших изменений…» — заключил Рубен.
— Так… — произнес первое слово директор Кнацель.
Адвокаты невольно подались вперед.
— Значит, этот мальчишка предполагает, что я отравлю воду в графине и все члены Совета благополучно перемрут? Так? — продолжил Кнацель, строго глядя на адвокатов.
— Ни о чем таком разговор не шел, сэр, — сказал Тобст.
— Мистер Шиллер говорил, что детали можно обсудить позже, — добавил Кригенс.
— Детали можно обсудить позже… — повторил директор.
— Мы только посредники, сэр, — осторожно напомнил Кригенс.
— Да, вы только посредники, но, позвольте предположить, за хорошие комиссионные. — Кнацель снова замолчал, а потом повернулся к Рубену Заки. — Как вам. Рубен, такое предложение?
— Предложение заманчивое, сэр, но я поступлю так, как вы прикажете.
— Вот что я сделаю с этим выскочкой, — решил Кнацель, — я натравлю на него Главного Арбитра. «Компания Шиллера» должна быть уничтожена, а в Совете мы и без посторонней помощи сумеем разобраться. Все, господа, вы можете идти, — повернулся к адвокатам Кнацель.
— Но… каков же ваш ответ, сэр? — решился спросить Тобст.
— Ни «да», ни «нет». И вообще, будем считать, что у вас не было возможности поговорить со мной. Вы поняли, господа?
— Да, сэр, поняли, — ответил Кригенс. И они покинули кабинет директора.
Когда за адвокатами закрылась дверь, Заки посмотрел на Кнацеля и заметил, что тот улыбается.
— Чему вы улыбаетесь, сэр?
— Чему улыбаюсь? Тому, с какой легкостью этот мальчишка пытается купить нас. В то время как мы с тобой неподкупны.
— Но вы не сказали ни «да», ни «нет».
— В мире большого бизнеса, дорогой Рубен, однозначные заявления может делать только безумец. Прежде чем заключать союз с Шиллером, я проверю его огнем и мечом — я испытаю его пушками Главного Арбитра. И тогда посмотрим, что стоит за его уверенностью и нахальством — реальная сила или мальчишеская глупость и максимализм? Посмотрим.
На столе лейтенанта Гронтски зазвонил телефон. Он снял трубку и услышал голос сержанта Стейн-марка:
— Ник, Главный Арбитр встал на дальнем рейде с северной стороны.
— Давно?
— Часа три назад.
— Что ты предлагаешь?
— Действовать.
— Ну хорошо. Я сейчас оденусь и спущусь вниз.
— Не забудь прихватить кредитную карточку, — напомнил Стейнмарк.
— Зачем? Стоит показать жетон, и все дадут бесплатно.
— Ну конечно, и все матросы будут орать: «Смотри, легавые пришли!» И потом, девочек за жетон нам не полагается.
— Ну ты хватил. Ладно, жди, сейчас спущусь.
Положив трубку, Гронтски достал из стола таблетки и проглотил сразу две. Боб Стейнмарк непременно заставит пить пиво и есть его любимые острые колбаски, а желудок Ника такую пищу не выносил.
Открыв шкаф, лейтенант критически осмотрел пару заношенных костюмов и решил спуститься в свою жилую каюту, где у него хранилась другая одежда.
Когда двадцать минут спустя Гронтски спустился в холл, Стейнмарк только покачал головой, увидев то, во что был одет лейтенант.
— Бьюсь об заклад, Ник, что этому костюму двадцать лет.
— С чего ты взял?
— Я узнаю эту фиолетовую полоску. Точно такой же пиджак был на мне на школьном выпускном вечере. А это случилось ровно двадцать лет назад.
— Ну нет — не двадцать. Я купил его лет пять назад. А вот галстук.
— А галстук ты вообще сними.
— Но почему? Это отличный галстук.
— Ты мне одно скажи, Ник. Когда ты последний раз спускался в ресторан или заходил в бордель в вечернее время? Когда много посетителей и играет музыка?
— А зачем? Я обхожу все объекты утром, когда никого нет. Это значительно удобнее.
— Согласен, но сегодня мы с тобой будем отдыхать, и, пока ты не снимешь этот галстук, на нас все будут обращать внимание.
— Ну хорошо, уговорил. Сам-то ты — в свитере…
— Правильно — как матрос. Это нормально. А ты у нас будешь пьяным штурманом из экипажа промыслового судна, который кое-как сводит концы с концами, — сказав это, Стейнмарк закатал Нику рукава его пиджака до самых локтей.
— По-моему, отвратительно, — посмотрев на оголившиеся запястья, заметил Гронтски.
— А что ты хочешь от пьяного штурмана? На самом деле все как положено. Расстегнутая рубашка, закатанные рукава и… вот это, — с этими словами Стейнмарк достал из кармана золотую цепочку и нацепил ее Нику на шею. Потом отступил на два шага, чтобы полюбоваться своей работой.